На сцене театра "Гешер" идет новый спектакль, который широко обсуждается театралами. 37-летний режиссер Яир Шерман, уроженец Израиля, поставил чеховскую "Чайку". Почему именно эту пьесу не знающий русского языка режиссер выбрал для постановки в театре, который посещает в том числе и русскоязычная публика? Не боялся ли подступиться к крупнейшему классику русской литературы? Яир Шерман ответил на эти вопросы.
Яир Шерман - молодая театральная звезда Израиля. Он учился актерскому мастерству в Нью-Йорке, а затем вернулся в Израиль, стал режиссером и ставил спектакли в театре Беэр-Шевы, в Камерном театре и "Габиме". Еще он преподает в актерской студии Левинштейна и награжден премиями нескольких театральных фестивалей. Два года назад был приглашен в Китай, где поставил "Зимние похороны" по пьесе Ханоха Левина, а в театре "Гешер" уже полгода с успехом идет его спектакль "Невеста и ловец бабочек".
Но "Чайка" Чехова - это всегда вызов для режиссера, так повелось с самого начала, когда первая постановка в Петербурге провалилась, а вторая - в только что созданном МХАТе - совершила прорыв и прославила всех: и детище Станиславского и Немировича-Данченко, и Антона Чехова.
- Это вы предложили театру "Чайку" или театр - вам?
- Все началось с того, что я поставил в "Гешере" пьесу "Невеста и ловец бабочек", ею театр открыл новый, посткоронавирусный сезон. Опыт оказался удачным, и после премьеры директор театра Лена Крейндлина предложила подумать над тем, что ставить дальше. Я ответил, что подумаю, и уехал ставить спектакль в другом театре. А когда вернулся, мы встретились с драматургом Рои Хеном и долго разговаривали в поисках идеи. Мне очень нравится классика, так что мы перечисляли разные имена, от Шекспира до Ханоха Левина. И тогда прозвучало имя Чехова. Я сказал Рои: "Если я буду ставить Чехова, то только "Чайку". Эта пьеса больше всего подходит мне. Рои очень зажегся, и Лена поддержала идею.
А то, что в это же время по телевидению шел израильский сериал "Репетиции", и вся страна его обсуждала, что фраза "Я - Нина" стала вирусной - оказалось случайным совпадением. Театр очень давно хотел поставить русскую классику и особенно "Чайку". Разные обстоятельства совпали, и настал самый подходящий момент.
- Но почему именно это время - самое правильное?
- Потому что Чехов написал о людях, которые находятся в диалоге об искусстве, новых формах. Тогда было время слома старых схем - и сейчас у нас похожий период. Эпидемия коронавируса очень повлияла на театр. С одной стороны, когда все закрылось, мы были испуганы, запутаны, чувствовали себя ужасно. С другой стороны, эта пауза дала возможность разобраться в себе, переосмыслить, куда мы двигаемся, постоянно думая о коммерческом успехе. Захотелось сделать что-то на самом деле важное. Я думаю, что поставить после этой паузы "Чайку" было очень смелым решением Лены и Рои, и всего театра "Гешер".
- Вам кажется это рискованным?
- Да риск есть. Когда в Израиле произносишь имя Чехова, только русскоязычным не нужно объяснять, что он может быть интересным и даже смешным. А на большинство ивритоязычных имя это навевает скуку - для них оно означает что-то сложное, возвышенное и далекое. Но я так не считаю, и наша задача - раскрыть актуальность этой пьесы, говорить со всеми, потому что она действительно для всех.
- Судя по вашим постановкам, у вас есть явное тяготение к абсурдистским пьесам. "Чайка" в свое время тоже была воспринята как абсурд и в любом случае как нечто новаторское. Сегодня для вас это уже классика или нет?
- Отчасти да, отчасти нет. Я всегда стараюсь соблюсти баланс между реализмом и сюрреализмом. Герои должны существовать и в материальном мире, и в духовном. И когда разворачивается совершенно реалистичное действие, а Чехов - безусловно, реалист, то я всегда ищу, где могу выйти за пределы этой реальности, проникнуть в мечты, в подсознание. Вот это мне интересно. Да, я люблю абстрактное искусство. Если у меня получается заставить зрителей фантазировать, это гораздо более чувственно, это волнует больше, нежели идеи, которые полностью объяснены.
Текст Чехова очень понятный. Но пьесы созданы не для чтения, а для сцены. И чтобы спектакль был интересен, в него надо внести что-то свое. Меня волнуют эмоции, которые рождаются здесь и сейчас. Например, музыка может привнести в спектакль что-то важное, о чем вы даже не думали, соединиться с действием и создать нечто новое. На мой взгляд, в этом и есть театральное искусство.
- "Чайку" ставили сотни раз, и каждый режиссер говорил о чем-то своем. Это была и любовная история, и сюжет о жертве во имя искусства, и социальная драма. А ваш спектакль о чем?
- Все, о чем вы говорите, есть внутри пьесы. Те герои, которые связаны с искусством, платят высокую цену. Возьмем Костю: он отчасти жертва себя самого, отчасти жертва семьи. И, конечно, он приносит себя в жертву искусству. Я идентифицирую себя с ним, потому что я тоже жертвую семьей, друзьями, личными потребностями во имя творчества. Но иначе невозможно. Как бы тебе не было сложно, ты все равно занимаешься этим. Это как с семьей - даже если у вас сложные отношения, вам придется быть вместе.
- Русскоязычные, выросшие в России, традиционно считают Чехова очень своим - он писал про нашу душу, наши страдания, метания, все эти бесконечные драмы. Понятен ли он коренным израильтянам?
- На самом деле, все любят страдать. Это качество, свойственное человеку. Я не могу прочувствовать русскую душу, конечно, но понимаю, что в пьесе есть вещи, которые связаны с ментальностью. Например, если ты не знаешь, что такое Москва и что в сравнении с ней Харьков, ты не поймешь смысла сцены в четвертом акте. Там Аркадина появляется спустя два года и хвастается: "Как меня принимали в Харькове! Все сходили с ума!". Но если ты в курсе, то понимаешь, что, возможно, Аркадина преувеличивает свою славу, потому что будь она действительно такой великолепной, она бы рассказывала о Москве, а не о Харькове. Поэтому для меня было важно знать, что Чехов имел в виду, когда он это писал, и я изучал его биографию, видел, что в каждой пьесе у него есть доктор, и понимал, что и Дорн, и Костя, и Тригорин - это сам Чехов в разные периоды жизни. Аркадина - во многом отражение Ольги Книппер-Чеховой, и тогда понятно, что значит Аркадина для самого Чехова. Маша - прообраз его сестры, о которой он много писал в своей биографии, и вообще многое из биографии Чехова отражается в героях его пьес. Когда я все это понимаю, то могу как режиссер с этим уже что-то делать.
- Например? Что вы изменили в пьесе?
- Мне хотелось превратить ее в историю вне времени и географии. Ведь она универсальна, эти вопросы волнуют всех, независимо от того, живете вы сегодня или сто лет назад, в России или где-то еще. Тогда Чехов написал очень современную пьесу для того времени, а мы - сохранив слово в слово его текст - создали современный спектакль для нашего времени.
- Давайте поговорим про актеров. Как сложился актерский состав спектакля?
- Во-первых, в "Гешере" великолепная труппа. И прежде всего я хотел задействовать артистов театра, которые очень подходят этой постановке. С Эфрат Бен-Цур я уже работал в спектакле "Невеста и ловец бабочек", в ней я был уверен, знал, что она сама очень хочет сыграть Аркадину. Сегодня Эфи находится в том возрасте, когда может играть эту роль - в начале своей карьеры она могла играть только Нину. Но при этом она все же молода, и, отталкиваясь от этого, я уже понимал возраст других актеров - они должны быть моложе, чем часто бывает при постановке "Чайки".
Дольше всего мы искали Нину и Костю. Было огромное количество прослушиваний, правда, очень много актеров и актрис, в том числе из труппы "Гешера", хотели сыграть эти роли. В итоге были выбраны замечательные Джой Ригер и Шломи Бертонов.
- Почему вы остановили свой выбор на Джой Ригер?
- Многие актрисы почему-то убеждены, что, играя Чехова, обязательно нужно плакать. Вот они и плакали во время прослушивания. И было всего несколько актрис, которые уловили иронию, которая есть в тексте Чехова. Джой была одной из таких.
- То есть, вы серьезно подошли к тому, что Чехов назвал "Чайку" комедией, и спектакль делаете смешным?
- Да, конечно, он начинается как комедия, и я хотел бы, чтобы зрители смеялись. Но затем все оборачивается трагедией. Ну знаете, это ведь особый вид смеха, пополам с болью: Чехов смеется и над своей жизнью, и над своей семьей в том числе.
- Вы волнуетесь? Тревожит ли вас реакция русской публики, которая наверняка будет особенно пристрастна.
- Я волнуюсь, но не потому, что моя "Чайка" может не соответствовать ожиданиям русскоязычной публики. Не существует одного правильного способа подобраться к этому материалу. Судить о пьесе исключительно в контексте русской культуры - значит уменьшать ее значимость. Во всем мире ставят Чехова. Если вы посмотрите отрывок из китайского спектакля по Чехову - вы даже не поймете, что это Чехов, настолько он отличается. И это прекрасно, в этом и состоит гениальность и универсальность его пьес.
Постскриптум
Премьера "Чайки" состоялась 11 сентября, за первые два месяца было сыграно около 10 спектаклей. Вот что писали после спектакля зрители:
"Зал был полон до самого конца, принимали спектакль прекрасно, а уж какие овации были в награду актерам и режиссеру!" (Ольга Голдина)
"Все герои и сегодня актуальны и интересны. Диалоги пронзительны и знакомы до боли!" (Марина Каневская)
"Смешно до слез, иногда крайне трогательно, часто шокирующе" (Нонна Ковлер).